Яир не располагал свободным временем для политики и не находил в ней никакого смысла. Он не проявлял и тени интереса к партийным платформам, фракционным маневрам или препирательствам о преимуществах и недостатках социализма и тому подобном. Эти темы не занимали его и не привлекали. С момента основания ЛЕХИ Яир избавился от военных игр. Не было у нас никакой иерархии и никакого генштаба, командного состава или офицерского корпуса. Мы довольствовались Центром. Мы не вытягивались по стойке "смирно", никому не козыряли и не кланялись начальству, хотя дисциплина в наших рядах была очень жесткой. Яир стоял за самостоятельность мышления и призывал нас "учиться, тренироваться и думать". Он передал нам в наследство навыки подпольной деятельности, в том числе искусство маскировки. Мы учились не выделяться, ходить "сутулясь", держаться скромно, в тени, без капли щегольства и показухи. Он сам был мастером в таких делах, и это выражалось иногда неожиданным образом. Например, он имел обыкновение быстро писать от руки печатными буквами, чтобы читатель не мог ничего узнать о личности пишущего.
Яир не испытывал ужаса перед возможностью поражения союзников в войне, лишь бы евреи смогли извлечь из этого пользу. Он надеялся, что в своем стремлении освободиться от евреев нацисты сами, на своих кораблях, доставят их из Европы к берегам Эрец-Исраэль, заодно уничтожив британскую блокаду этих берегов. Если так произойдет, думал он, от британских иллюзий по поводу господства на Ближнем Востоке после войны не останется даже воспоминаний. По его мнению, было возможно и другое развитие событий: британцы, узнав о том, что происходит у них под носом, опомнятся и решат отказаться от политики Белой книги. В любом случае, утверждал он, конечным результатом будет массовая еврейская алия в Эрец-Исраэль.
Яир не афишировал свою программу, но ЛЕХИ, не колеблясь, заявляла, что Вторая мировая война - не что иное, как столкновение между силами зла, между Гогом и Магогом. Никто не мог ошибиться насчет нашей позиции (напоминаю, что дело происходило в 1940 и 1941 годах) - с точки зрения евреев нет существенной разницы между немцами и британцами. Единственной вещью, важной тогда для Яира, была возможность спасти евреев любым путем, причем он отчетливо понимал, что никого этот вопрос не интересует, и менее всего британцев. Никто тогда не знал, что нацисты уже готовят совершенно иное решение еврейской проблемы. Но в тот период ЛЕХИ воспринималась в ишуве не только как группа опасных людей, которых следует обезвредить или изолировать, но и как что-то вроде пятой колонны, сотрудничающей со смертельным врагом. Эти обвинения бросало нам общество, которое продолжало верить - без малейших на то оснований, перед лицом все накапливающихся доказательств обратного, - что британцы откроют ворота Страны преследуемым евреям. Те, кто отказывался покончить с эмоциональной и политической зависимостью от британцев, сошлись во мнении, что мы - сторонники немцев.
Мне трудно писать о Яире без восхищения еще и потому, что его личность и жизнь всегда несли на себе печать драматизма. Остается фактом, что он поднял те знамена, которые поднимались прежде в истории народа Израиля только людьми уровня Элазара бен Яира, вождя последних защитников Масады, у которого Авраам Штерн - Яир - заимствовал свое подпольное имя.
Я уверен, что Яир не рассматривал историю Масады и смерть героев, защищавших ее, как образец для подражания, но нет сомнения, что его убеждения можно было бы выразить знаменитыми словами из речи Элазара бен Яира перед своими воинами: "Мы принесли обет не покоряться римлянам, а также другим властителям, кроме одного Бога, потому что только Он правит человеком по правде и справедливости".
И это было символом веры борцов ЛЕХИ. Несмотря на близость между Яиром и мной, встречались мы не часто. Прежде всего потому, что мы действовали в подполье, и каждая встреча была связана с определенным риском. Естественно, у нас не было постоянных мест встречи. Мы сходились на углах разных улиц, по ночам, под защитой темноты, и так, на ходу, беседовали. Во время этих "прогулок" улаживались различные вопросы, намечались пути деятельности ЛЕХИ и даже согласовывались планы на относительно долгий срок. Одна встреча, незадолго до моего первого ареста, особенно мне запомнилась. Мы бродили где-то в районе нынешнего театра "Габима", по улицей Йегуды Галеви, по бульвару Ротшильда, в путанице близлежащих переулков. Яир говорил тихо, шепотом, но его слова были четкими, весомыми и тяжкими. Он сказал, что старые и испытанные товарищи попадают в плен к врагу, а те, кто приходит на их место, правда, отличные и преданные ребята, но недостаточно опытны и поэтому часто допускают ошибки. Затем он напомнил о возможности своего ареста. Он был уверен, - так он сказал мне, - что арест не будет продолжительным: англичане просто застрелят его на месте. Он говорил об этом спокойно, без капли сентиментальности и без малейшего страха. Он объяснил мне, что его гибель приведет в подполье новых сторонников и борцов, и предостерег: когда это случится, нам нужно будет временно отказаться от актов возмездия и сосредоточиться на углублении подполья, затем на усилении его деятельности и продолжении непримиримой войны против чужой власти.
Он говорил так уверенно, что могло показаться: Яир рассказывает о событии, которое уже произошло. В то мгновение мне вспомнилась история Самсона из библейской Книги Судей, который смертью своей убил больше своих врагов, чем при жизни. Было трудно спорить с ним. На мое предложение организовать для него несколько надежных квартир-убежищ он ответил отказом. Я расстался с ним в ту ночь с тяжелым сердцем. Вместе с тем я был твердо намерен не дать сбыться его предсказанию, предотвратить гибель человека, которого я так чтил.
Возможно, мне бы это удалось, если бы я остался на свободе. Но судьба распорядилась иначе. Через несколько дней после этой встречи меня арестовали, и число людей, которые могли охранять Яира и помогать ему умело и трезво, сразу уменьшилось. Он погиб, и гибель его произошла именно так, как он предвидел, - к еще большей моей скорби и боли, ибо сам я находился тогда в самом надежном по тем условиям месте - в тюрьме, под защитой врага.
Отрывок из автобиографической книги Ицхака Шамира "Подводя итоги"