Моя семья быстро привыкла к тому, что я теперь должен был посвящать работе массу времени, к моим частым отъездам за границу, к людям, которые стали появляться в нашем доме без всякого предупреждения.
Наши дети научились у Шуламит правилам, о которых не говорят вслух: никуда не совать свой нос и не проявлять любопытства, не расспрашивать о посетителях и не мешать мне, когда я с ними беседую, - а в нашем доме часто бывали подобные "посетители". Иногда это были сотрудники "Мосада", приходившие, чтобы спокойно обсудить дела, нередко экстренные, в таком месте, где можно не опасаться подслушивания или каких-либо помех.
Приходили и бывшие члены ЛЕХИ, озабоченные своими проблемами или погрязшие в ссорах, которые я должен был улаживать; их появление как бы возвращало меня в дом моего отца. Не раз я вспоминал, как он сидел и терпеливо выслушивал людей, которые оказались в тяжелом положении, давал им советы, и они уходили от него в явно лучшем настроении. Надеюсь, что мне и вправду удалось пойти по стопам отца.
По иронии судьбы единственный семейный бунт, разразившийся в моем доме, был связан с моим назначением на длительный период во Францию. Разумеется, мы выехали туда все четверо, однако быстро выяснилось, что мои дети, Яир и Гилада, испытывают сильную тоску по дому, по сияющему солнцу и голубому небу Израиля, по ощущению свободы на улицах Тель-Авива, по друзьям, по ивриту, звучащему круглые сутки, а также, как мне кажется, по нашей настоящей фамилии - во Франции нам было предписано жить под фамилией Барзилай, и, к чести наших детей, они ни разу не ошиблись с этим. В конце концов мы пришли к выводу, что мы неправы, удерживая детей вдалеке от дома, и отправили их к друзьям в Израиль. Сам я ощущал, что мой роман с Францией, начавшийся в Джибути, достиг полного расцвета в Париже. Пейзажи, облик людей, еда, вино, песни Эдит Пиаф - все это было обращено впрямую к моему сердцу. Мои вкусы менялись и становились шире.
Моя служба в "Мосаде" длилась всего десять лет ("всего" - потому, что такой срок считается в "Мосаде" коротким). Но эти десять лет оставили во мне неизгладимый след и многому научили. Позже, когда я занимал пост министра и главы правительства, мне приходило прилагать определенные усилия, чтобы контролировать работу "Мосада" беспристрастно.
Как и в других демократиях, в Израиле тайны службы становятся жертвой преувеличений и враждебности со стороны средств информации, особенно тогда, когда эти службы совершают ошибки, которых невозможно избежать, - и пресса идет в сенсационное наступление, зная, что эти службы не могут представить соответствующие разъяснения во всей их полноте. Они не могут даже доказать, что их ошибки редки и никогда не связаны с жаждой наживы или стремлением к власти, что чаще всего они вытекают из человеческих просчетов при головоломных поисках решений в условиях катастрофической нехватки времени, из-за противоречий между законом и требованиями безопасности. Подобным ловушкам несть числа, и не всем, кого мобилизуют в "Мосад", удается справиться с любой ситуацией. Но у Израиля есть все основания гордиться своими тайными службами, человечностью их сотрудников, мерой ответственности, которую они проявляют в отношении всех, кто действует в рамках служб. Ни одно дело не совершается из чувства мести, и всегда принимаются все меры, чтобы акции против самых опасных врагов государства не угрожали семьям преступников.
Не раз мы платили за это высокую цену. Осмелюсь сказать, что сам я горжусь не только тем, что был первым среди руководителей "подполья раскольников", который по официальному приглашению пошел служить в "святая святых" Государства Израиль, но и тем, что первым из сотрудников "Мосада" позднее возглавил учреждение, стоящее над "Мосадом". Уход Исера Харэля с поста руководителя "Мосада" в 1963 году привел к многочисленным переменам в деятельности этой организации. Он подал в отставку из-за принципиальных разногласий в вопросе о политике, которую следовало проводить в отношении работы немецких ученых в Египте, представлявшей, по его мнению, угрозу безопасности Израиля. Я оставался в "Мосаде" еще два года и пытался приспособиться к преемнику Харэля и его нововведениям. Потом я ушел, вовсе не потому, чтобы, как говорится, "вернуться с холода", а в расчете вернуться через некоторое время. В очередной раз я должен был привыкать к жизни на поверхности, искать себе занятие и заработок, а также выход своей потребности быть причастным к развитию политических событий.
Отрывок из автобиографической книги Ицхака Шамира "Подводя итоги"