В этой деятельности не было ни смысла, ни цели. К великому моему счастью, Шуламит понимала меня и никогда не жаловалась на наше финансовое положение. Она умела обходиться теми ограниченными средствами, что были в нашем распоряжении. В небольшой квартирке в центре Тель-Авива она растила наших детей преданно и заботливо. Если бы не это, жизнь сделалась бы совсем невыносимой. Но даже и так я не мог приспособиться к новым условиям.
Впервые в жизни, насколько я помню, я ощущал, что не приношу пользы, что я сторонний наблюдатель, а не активный участник. И тут, в один из дней 1955 года, колесо фортуны повернулось. Один из моих друзей, тоже бывший член ЛЕХИ, рассказал мне под строжайшим секретом о своем вступлении в "Мосад". Это было вскоре после знаменитой "постыдной истории" в Египте, которой предстояло выплыть наружу и прогреметь в начале шестидесятых годов под названием "дело Лавона". О том, что произошло тогда, о причинах и обстоятельствах этого дела написано множество страниц. По-моему, наиболее значимым его последствием было сильное потрясение, постигшее израильскую контрразведку и приведшее к смене многих должностных лиц и к настоятельной потребности "Мосада" в новых людях. "Если ты согласен, - сказал мне мой друг, - я выясню, есть ли у них место и для тебя". Я полагал, что эти выяснения ни к чему не приведут, и не связывал с ними больших надежд, но сказал себе: почему бы не попробовать? Через несколько дней я был слегка удивлен, услышав по телефону голос моего друга: "Им очень понравилась эта идея. Глава "Мосада" дал мне это ясно понять. Он хочет встретиться с тобой".
"Мосад" (официальное полное его название звучит - "Ха-Мосад ле-битахон у-ле-тафкидим миухадим” - “Учреждение по безопасности и особым поручениям") возник в первые годы существования государства как центральный орган контрразведки и предназначался для сбора информации, проведения исследований и выполнения спецзаданий за пределами государства; дома, по нашу сторону границы, аналогичные функции были возложены на Общую Службу Безопасности ("Шерут битахон клали" - ШАБАК). В течение многих лет во главе "Мосада" стоял Исер Харэль, человек острого ума, который прекрасно понимал: то, что было, прошло, и нет смысла к этому возвращаться. Теперь, думал он, "Мосад" сможет извлечь пользу из особой квалификации людей вроде меня, которые сами долго были в "розыске". Осмелюсь предположить, что, кроме того, он принимал во внимание и возможность следить за мной и подмечать любую опасность с моей стороны, в случае если я стану частью тайной структуры, подчиненной его командованию.
Мы встретились у него дома, и наша беседа была недолгой. Мы разговаривали впервые, но оба немало знали друг о друге и поэтому сразу перешли к сути дела. "Ты готов присоединиться к нам? - спросил он. - Мы можем полагаться на тебя?" После того как я ответил утвердительно на оба вопроса, Исер сказал, что у него нет никаких возражений против моей кандидатуры и в его намерения не входит ставить мне какие-либо ограничительные условия. "Я прошу тебя быть со мной откровенным, — добавил он. — Если от тебя когда-нибудь потребуется сделать нечто, противоречащее твоим принципам, скажи мне об этом без всяких колебаний". Эти слова подкупили меня, и сам Исер мне понравился. Я тут же на месте согласился на его предложение. Десять следующих лет мне предстояло проработать в "Мосаде", и большую их часть я работал в тесном контакте с Исером Харэлем. За это время мы провели друг с другом множество бесед по различным вопросам, но первый наш разговор был единственным, посвященным моему поступлению на службу в "Мосад". Этот разговор, вне всякого сомнения, изменил ход моей жизни.
Отрывок из автобиографической книги Ицхака Шамира "Подводя итоги"